Читаем без скачивания Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???] - Mu Su Li

Только он не знал этих знаков и, вернувшись со снятым отпечатком, сразу же всё равно не мог ничего разобрать.

Он даже выкроил время найти старика Цюя в деревне у гор, чтобы тот помог и взглянул на содержание отпечатка.

Да только, как ни жаль, старик Цюй тоже не знал, лишь рассказал, что эти странные начертания несколько похожи на старую письменность, некогда существовавшую в их клане; когда-то он изредка видел, как старики писали знак-другой, но в последнюю сотню лет никто больше не использовал её, а сейчас люди, что понимали эти старые символы, и вовсе давно уже обратились горстью земли.

Таким образом отпечатанные знаки пока что было никак не применить, и Сюэ Сянь, не имея другого выбора, убрал их.

Он находил себе множество ничего не значащих пустяковых занятий и хлопотал непрестанно вокруг Сюаньминя, потому что не мог позволить себе полностью расслабиться; стоило лишь утихнуть, и он ясно ощущал, что в теле Сюаньминя даже частицы души — не осталось.

Сюэ Сянь имел необычайное зрение, мог видеть людей, способен был видеть призраков. Он видел Цзян Шинина, видел старую госпожу Лю, видел раненого солдата внутри воинской бирки… Он видел очень и очень многое, живых людей и души уже погибших, но только лишь Сюаньминя, за исключением смертного тела, он не видел вовсе.

Однако дела, которыми он мог заняться, в конечном счёте были ограничены; прохлопотав дня три-четыре подряд, он наконец неизбежно затих.

Когда затих же, он мог сидеть у оконной рамы и в полной неподвижности смотреть на Сюаньминя днями; иногда — просто смотрел на него, желая так обнаружить мельчайшее изменение или движение. Иногда — смотрел на Сюаньминя в забытье.

Маленькая родинка, оставленная Пауком единой жизни в выемке между его ключицами, была по-прежнему тусклой, словно крохотный след давно засохшей крови, и неизвестно, когда наберётся цвета и жизни снова, или, быть может, не наберётся уже никогда…

Сюэ Сянь, очевидно, жил один сотни и тысячи лет, ему давно уже следовало привыкнуть к никем не нарушаемому покою. Однако сейчас Сюаньминь лежал, не раскрывая глаз, не разговаривая, не дыша — и он познал чувство бескрайне долгого одиночества…

К счастью, очень скоро он снова нашёл себе ещё одно дело, которым можно заняться.

На этот раз это была вовсе не лишённая всякого смысла мелочь вроде того, чтобы поменять укрывающие одежды и поправить позу; в библиотеке этого бамбукового дома он отыскал старую книгу.

Эту книгу, должно быть, некто написал и подшил лично, и неизвестно, сколько лет назад это было — бумага внутри уже стала хрупкой, словно разорвётся в клочья от малейшей неосторожности. Она простояла в шкафу слишком долго, вдобавок влажность в горах была сильной и в бамбуковом доме очень давно не жили. Дошло до того, что страницы стали не такими уж ровными, и часть написанного значительно поблёкла.

Но это нисколько не помешало настрою Сюэ Сяня просмотреть книгу: половину содержимого составляли вещи, что Сюэ Сянь не понимал.

Это было не что иное, как разновидность символов с каменной стены; другая же половина использовала общеупотребляемое письмо, чтобы объяснить значение тех странных символов.

Содержание книги было исключительно подробным; становилось ясно, что человек, некогда написавший всё это, по характеру был серьёзен, спокоен и очень терпелив.

Сюэ Сянь спешно пролистал к последней странице — и действительно, подписью оказались всё те же два иероглифа, что и ожидалось: Тундэн.

Когда он был в помешательстве на горе Цзянсун, то из-за созданной медными монетами связи видел последнюю восстановившуюся часть воспоминаний Сюаньминя. После, очнувшись, он снова прошёлся по отрывкам, что наблюдал, и более-менее понял скрытую историю и преемственность имени гоши Тундэн.

Исходя из этого, Тундэн, ухитрившийся создать Паука единой жизни в Пещере сотни насекомых, и Тундэн, написавший эту книгу, — один и тот же человек, самый первый.

Сюэ Сянь не встречал этого Тундэна, однако, судя по книге, он не так чтобы злой человек, по меньшей мере он заслуживал считаться хорошим учителем.

После того как внимательно просмотрел книгу, Сюэ Сянь, не откладывая ни на миг, раскрыл лист с отпечатанными на нём символами, сопоставил их с книгой и — слово за словом, предложение за предложением — сделал пометки с толкованием. Он потратил четыре дня без сна и без отдыха и полностью разобрался в испещрявшем лист содержимом.

После — он беззвучно просидел за столом всю ночь…

Существовал человек, кто, не проронив ни слова, взял на себя все неисчерпаемые бедствия и страдания в его жизни, в настоящем и грядущем, но даже ответа — не спросил вовсе.

Если бы ему не случилось по удачному стечению обстоятельств прочитать и понять написанное на каменной стене, то, вероятно, он за всю жизнь так и не узнал бы, что тот всё-таки сделал…

Такого человека — как он мог оставить, бросить?

Даже если бы вступил в круг перерождений — всё равно сумел бы найти и вернуть, и уж тем более — пока ещё не вступил. На юге небес ли, на севере моря[287] — где бы Сюаньминь ни был, он притащит его обратно.

******

Среди небосвода над дикими просторами вдруг снова начался снег — не тот, что сердце заставляет содрогаться от холода, но сыплющийся большими хлопьями, чистый и безупречный, даже с оттенком почти что нежности.

— Канун Нового года наступил, — Тундэн, заложив руки за спину, стоял у входа, с поднятой головой смотрел на снегопад, идущий величественно под девятью небесами, и внезапно, как будто забыв что-то, спросил: — Я уже не помню ясно, какой это год?

Сюаньминь по-прежнему восстанавливался внутри помещения. Повреждения, что он получил, были в самом деле слишком серьёзными, от таких никак не оправиться за короткое время; во всяком случае, сейчас он ещё не мог, как Тундэн, легко и просто вытянуть руку и что-нибудь взять.

Он выглядел так, будто сидел, скрестив ноги, на круглом молитвенном коврике, в действительности же — слегка парил.

Если бы ему на ладонь положили пусть даже легчайшую тонкую иглу — он не сумел бы удержать. Игла скользнула бы сквозь его ладонь и упала на пол.

Сюаньминь, услышав вопрос Тундэна, небрежно ответил с закрытыми глазами:

— Двадцать третий год Тяньси, после сегодняшнего дня наступит двадцать четвёртый.

В чернильно-чёрных зрачках Тундэна, что были подобны озеру бездонной глубины, отражался кружащий снег; казалось, сотня лет пронеслась в единственный миг, стоило только закрыть и открыть глаза. Лишь долгое